........Марианна Кручинова: Зачем тебе было ухватывать локальную идентичность Краснодара? Был ли это персональный запрос или сразу появилась идея для выставки «Рабочая группа // Отдел идентичности»?
........Елена Ищенко: Персональный запрос, конечно, был. Любая выставка исходит из персонального запроса, будь он личный или профессиональный, потому что так проявляется кураторский интерес. При этом можно исследовать тему методом выставки или методом дискуссионной платформы — мы сочетали оба.
........Желание поразмышлять на тему идентичности и, в частности, краснодарской идентичности появилось у меня после того, как я вместе с Тоней Трубицыной делала выставку для параллельной программы Уральской биеннале современного искусства [1]. Мне всегда нравилось в Уральской биеннале то, что они берут концепт индустриализации и индустриальности и выносят его в заголовок биеннале, то есть пытаются исследовать отличительную черту региона с помощью современного искусства. После открытия выставки в Екатеринбурге я уже в самолете решила сделать в Краснодаре проект на эту тему. Решила собрать рабочую группу и просто обсуждать. На эту идею повлияло также то, что как только ты прилетаешь в Краснодар, тебя начинает эта локальная идентичность окружать: в аэропорту ты видишь казаков, подсолнухи. Когда я говорю локальная идентичность, ее нужно ставить в кавычки, потому что все об этом говорят, но практически никто из моего окружения не знаком с казаками, у них нет друзей-казаков. Было интересно узнать то, чего я не знаю о Краснодаре, поговорить о том, как это создается, можно ли с этим взаимодействовать.
........М.К.: Как проходили встречи «Рабочей группы»? Помогли ли они тебе уловить идентичность Кубани? Если да, то в чем она заключается? Кто такой типичный краснодарец/кубанец?
........Е.И.: Уловить идентичность Кубани не было целью встреч рабочей группы. Обсуждать, из чего эта идентичность собирается, анализ ее, воспроизведение сознательное или бессознательное — вот, что нам было интересно. Еще одной целью рабочей группы было столкновение людей разных профессий, взглядов на искусство. Я собрала команду из фотографов, художников, философов, социологов, историков, и каждый что-то новое про конструирование локальной идентичности, мне кажется, понял. Кто такой типичный краснодарец или кубанец я не могу сказать. И как мы поняли из встреч рабочей группы, пытаться в этом преуспеть — бессмысленно.
........М.К.: Какое место в кубанской идентичности занимает казачество?
........Е.И.: Лицевое место занимает. Ты приезжаешь и сталкиваешься с ним. На ЮГА.ру выходил рейтинг городов Ильи Варламова, блогера-урбаниста, в которых проходил Чемпионат мира по футболу 2018: он поставил Сочи на последнее место в том числе из-за казаков, которые себя неадекватно вели, хамили, что-то запрещали, не знали законов и так далее. Это то, с чем многие сталкиваются, приезжая в Краснодар. Рабочая группа была солидарна, что тот факт, что Кубань ассоциируется с казачеством как с некой экзотической штукой — это ужасно.
........М.К.: Насколько сегодня «автором» казачества в его современном виде является государство? Или у частных представителей свои видение, идеология, представления о задачах?
........Е.И.: На собраниях мы согласились с тем, что казачество — плод различных институтов власти. Мы разбирали историю казачества c тех давних времен, когда это были беглые крестьяне, которые в Запорожской Сечи и низовьях Дона образовывали поселения, а потом начали называть себя народом или этносом, хотя ранее таковым не являлись, а затем из свободных людей постепенно превращались в служителей различных режимов и государей. Спустя несколько столетий эта идентичность сформировалась именно как национальная или субэтническая. Чтобы это прояснить, будет полезно обратиться к исследовательским материалам Алины Десятниченко[2]. В них рассказывается о тех, кто называет себя казаками, при этом не имея никакой воинственности или идеологичности, а скорее воспринимают казачество как что-то, передающееся им по наследству или в результате замужества.
........Но если мы говорим о кубанском казачьем войске, это, конечно, государственная инициатива, квазиинституция, у которой есть миссия. Они считают, что должны охранять порядок людей, оберегать граждан Кубани от современного искусства и других чуждых ему инновационных проектов, которые пытаются здесь насадить приезжие из других регионов люди. Может, они и до меня когда-нибудь доберутся. В любом случае, стоит разделять кубанское казачье войско и казачество как псевдонациональную идентичность.
........М.К.: Десятниченко изначально исследовала казачество как фотограф для проекта в ЦСИ «Заря» во Владивостоке. Как думаешь, насколько позиция наблюдателя искажает реальность? Ведь когда человек осознает, что за ним следят (в данном случае фотограф), понимая, чего от него ждут, он утрирует свое поведение или образ жизни, превращая их документирование в концентрированное производство симулякров.
........Е.И.: Я пригласила к участию Алину — как и всех прочих, по своей инициативе — потому что мне очень нравились и до сих пор нравятся ее фотографии. Я знала, что она занималась исследованием казачества. Мне кажется, у нее получился очень интересный проект.
........Алина уже два года занимается казачеством именно в Краснодаре. Она пытается проникать в разные закрытые сообщества, более закрытые, чем кубанское казачье войско. Кроме этого, во время пребывания в резиденции «Заря» она делала проект о дальневосточном казачестве. Понятно, что взгляд фотографа — это никогда не взгляд изнутри, но здесь он и не нужен. В нем есть та дистанция, на которую мы удалены от объекта исследования. Мне кажется это очень важным в любых работах современного искусства, тем более в документальной фотографии. В отличие от кубанцев, герои ее уссурийской казачьей серии менее естественны[3]. Один из персонажей, из Находки, сидит на снимке на первом плане в тканой рубахе, играет на гитаре, берет на руки двух своих детей, мальчика и девочку, конечно же, которые одеты только в трусы, продолжает рассказывать, как они живут, в чем он видит смысл казачества, а на заднем плане стоят банки с соленьями, жена. В этом присутствует юмор, поскольку, как говорит Алина, он сам придумал эту мизансцену: посадил жену, дети должны были выглядеть именно так, и даже банки с соленьями он старательно двигал в кадр. Это дает представление о том, кем он хочет быть, кем хочет казаться, поднимает огромное количество вопросов об идентичности и возможности соответствовать этим сконструированным параметрам. Возможно и скорее всего, он даже не ведет себя так в обычной жизни, но ему бы хотелось быть таким. Еще интересней оценивать коллектив, когда все показывают, кем они хотели бы быть, а не ведут себя естественно.